В январе этого года в Костомукше открылось первое антикафе, куда приходят не вкусно поесть, а весело провести время: поиграть в заводные игры, пообщаться, посмотреть фильмы и послушать музыку. Его основатель Сергей Грехов поделился с «64 параллелью» своими воспоминаниями об армейской жизни в рубрике «Дембельский альбом». Правда, назвать его воспоминания праздничными будет довольно сложно…
Вначале была «учебка»: четыре месяца я провел в Краснодаре, где учился на шифровальщика в филиале Военной академии связи. Это время лучше вообще не вспоминать. Жесть полная: казарма на сто пятьдесят человек, антисанитария, кормили ужасно, в столовой обитали огромные южные тараканы, крыс не видели, но они по любому там были. Баня только раз в неделю, а жара — плюс 44 днем. Мылись у раковины. Все ходили и воняли. Душ могли принимать каждый день только сержанты. После «учебки» я вообще забыл, что такое брезгливость.
Однажды офицеры устроили соревнования между ротами: кто победит, тот идет в душ. Мы выиграли и помылись. Ну, как помылись. Толпа народа стоит в очередь, намыливаешься под раковиной, а потом залетаешь в душ на 15 секунд. Это был душ по-краснодарски.
Было много идиотизма: перед приездом проверки мы обрывали пожелтевшие листочки с роз. Справились за двадцать минут, а потом еще два часа делали вид, что работаем. Иначе получим очередное «сверхважное» задание.
Там же на юге я схватил пневмонию, лечили меня дешевыми антибиотиками и только на двадцатый день, когда дело стало совсем плохо, стали колоть «Авелокс» по 3 тысячи рублей за бутылку. Я уже думал, что стану одним из тех, про кого пишут в сводках: «Срочник умер от пневмонии».
Армия, как мне кажется, развивает чувство пофигизма. Когда мне кажется, что у меня всё плохо, я просто вспоминаю Краснодар и понимаю, что я счастлив, ибо отсутствие страданий и есть счастье, а все мои так называемые «проблемы» только в моей голове и не более.
После «учебки» меня направили в Питер. Это была большая удача. Я служил на Дворцовой площади. По утрам добирались через весь город от казармы до штаба: иногда на служебном автобусе, а иногда и сами на метро. Мы были такими полусвободными «срочниками».
Поначалу, правда, увольнительных почти не было. Подполковник говорил: «Купи три пачки бумаги, тогда пойдешь». Это 900 рублей, а у нас зарплата 2 тысячи. А потом за какие-то подвиги отдел собственной безопасности возбудил в отношении него уголовное дело, но его забыли уведомить официально об этом. Он начал «гаситься» по госпиталям.
И с этого момента у нас началась совсем другая жизнь — мы ходили в увольнительные почти каждые выходные. В Питере всем «срочникам» бесплатный вход во все музеи. Я побывал в Эрмитаже, ездил в Петергоф: обгорел там на солнце, пока гулял по парку. Был в Казанском соборе, в Спасе на крови, в Исакии.
Иногда вспоминаю весенний Питер, когда оставались уже считанные недели до дембеля. Я провожал на поезд друзей, знакомых на вокзал, и слышал щемящие сердце слова дикторши: «Поезд Санкт-Петербург — Костомукша отправляется от платформы номер два».
Благодаря армии, я смог испытать себя, проверить на прочность. Но именно тогда во мне зародились сомнения, что я хочу связывать свою жизнь с силовыми структурами, хоть я рвался туда всю студенческую жизнь.
Сейчас у меня своё дело, я ни о чём не жалею и вспоминаю «армейку» с улыбкой. Как ни крути, для меня это был бесценный опыт выживания в критических условиях, а также опыт построения отношений с очень разными людьми в мужском коллективе.
