Для нашего народа эта дата надолго останется одной из самых страшных и трагических: 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война.

В День памяти и скорби мы публикуем рассказ Марии Сорокиной, оператора рудоконтрольной станции «Карельского окатыша». Две медали и орден за два года войны заслужил её прадед Пётр Турушкин. Мария поделилась с нами воспоминаниями своего прадеда о том, как он получил свои военные награды. Напомним, Мария уже рассказывала о том, как семья её дедушки почти три года провела в петрозаводском концлагере.

Сначала Заполярье, потом Украинский фронт

28 июня 1944 года пришло освобождение, а уже 14 июля глава семьи Пётр Михайлович ушёл на фронт и в составе 70-ой отдельной горно-стрелковой бригады воевал за освобождение родного края.

Только представьте себе: после трёх лет голода и изнурительной каторжной работы на лесоповале истощённый и измученный человек берёт в руки оружие и идёт воевать против тех, кто издевался над ним и его семьёй, кто морил голодом шестерых его детей, кто убил его брата с женой, и тем самым осиротил ещё пятерых детишек. Против тех, кто сжёг его родной дом и отправил в лагеря всех жителей Карелии. Какова же была сила его ненависти к врагу и желание отомстить за тех, кого уже не вернуть.

В ноябре 1944 враг был полностью разгромлен и выдворен за пределы наших северных границ, а Пётр Турушкин получил свою первую медаль «За оборону Советского Заполярья».

Потом был Украинский фронт и орден Красной Звезды за уничтожение немецкого снайпера, не дававшего поднять головы нашим воинам на подступах к населённому пункту Венгра.

Спасён фашистом

Но самым удивительным стало событие, принесшее Петру Турушкину медаль «За отвагу». Это было в мае 45-го. Шли бои за Прагу. Её освободили только 9 мая, через день после капитуляции Германии, а наступление началось 5 мая, и нашим войскам хватило пяти дней, чтобы освободить столицу Чехословакии от немецко-фашистских захватчиков.

Накануне наступательной операции войсковая часть, в которой служил Пётр Турушкин, оказалась отрезана от своих. Связь была оборвана, и командование не имело никакой информации о том, что творится вокруг. В этой сложной ситуации командир части принял решение о том, что им нужно взять вражеского «языка», чтобы разведать обстановку. Стал вызывать добровольцев:

– Кто смелый? – обратился он к солдатам, — кто пойдёт в разведку за «языком»?

– Я смелый, – ответил Пётр Михайлович, – я пойду.

Вызвались ещё двое. И вот они втроём поползли в сторону противника. До расположения врага добрались уже двое. Притаились за кустами, выжидая удобного случая. И случай не замедлил представиться – удача сама шла к ним в руки.

К кустам направлялся немец, нужда заставила. Положив оружие на землю, немец стал расстёгивать штаны и вдруг (о, майн гот!) увидел направленный на него его же собственный автомат.

– Давай, фриц, ползи впереди нас, да без шума, – скомандовали ему бойцы.

И ведь понял! Красноречивые жесты и направленное в лоб оружие оказались лучшими переводчиками. Немцу ничего не оставалось, как только подчиниться приказанию, и он пополз под конвоем в сторону наших позиций.

А пули свистели над головой… Второй разведчик тоже убит. Мой прадед в одиночку продолжал конвоировать фашиста. А он такой огромный бугай, в рукопашной против него безоружным не выстоишь.

Ещё немного, ещё чуть-чуть, уже видны свои позиции… Но, увы, пуля нашла и последнего из разведчиков, и Пётр Турушкин потерял сознание получив тяжёлое ранение в голову.

Увидев, что он остался один, а назад вернуться уже невозможно, немец, взвалив на себя моего раненого прадеда (своя-то жизнь дороже), бросился к нашим позициям с криком:

– Нихт шиссен! Нихт шиссен! (Не стреляйте!)

В расположении наших возникло недоумение: что за диво такое – к ним бежит немец, да ещё и на себе кого-то тащит. Но стрелять, однако, прекратили. Всё разъяснилось, когда немец добежал до наших солдат.

– Да это ж Петруха, – опознали моего прадеда однополчане. – Надо же, как его ранило.

Вот так и получилось, что пленный «язык» сам себя доставил в расположение наших войск, да ещё и своего конвоира спас. И если бы не это обстоятельство, кто знает, вернулся бы мой прадед с войны? Я благодарна тому незадачливому немцу, которому так кстати приспичило отойти из своего окопа к кустам, за жизнь своего прадеда.

Конечно, дальше немца отправили в штаб, а моего прадеда – в госпиталь. Там он провёл много времени и, приходя в сознание, шептал: «Не покорюсь!».

Может быть, именно это его любимое выражение и позволило ему выжить и в страшные годы концлагерей и потом на войне, когда он бесстрашно шёл под пули, и в госпитале, когда он лежал в бреду и беспамятстве.

К семье в разрушенный Петрозаводск мой прадед вернулся в сентябре 1945 года. Там его давно дожидалась жена и уже семеро детей.

Мой прадед прожил 89 лет и умер в 1992 году.

К публикации подготовила Марина Тимофеева,
фото из личного архива Марии Сорокиной

 

Награды Петра Михайловича Турушкина: