8 декабря исполнилось 85 лет Николаю Петровичу Ершову – человеку, которого в Костомукше знают практически все. По просьбе редакции «64 параллели» с Николаем Петровичем встретилась журналист Вера Власова. Получился такой вот монолог в восьми частях, с прологом и эпилогом.
Дядька мне сказал: «Что тебе делать в конструкторах? Сидеть в конторе, протирать штаны? Видел я их на нашем заводе. За смешные деньги корпят над чертежами, портят глаза. Иди лучше в горняки. Работа у них живая, и зарплата хорошая». Можно сказать, этот совет определил всю мою дальнейшую жизнь.
Броня крепка, и танки наши быстры
Песня эта вполне могла бы стать для меня главной застольной — если бы окончил, как и намеревался, Челябинский машиностроительный техникум. Специальность — конструктор танков и самоходных установок. Та самая, которую мой дядька посчитал незавидной.
Судьба, как это часто случается, распорядилась по-своему. После первого курса пришла повестка в армию. Отсрочек тогда не давали, так что я прямым ходом отправился на Украину – в воздушно-десантную армию (привычное нам название ВДВ появилось позже).
Портянки как наука
Страшно ли было прыгать с парашютом? Первый раз – нет. А вот на четвёртый я вдруг ясно услышал, как чей-то голос произнёс: «У тебя завязаны стропы». Я даже оглянулся. Никого.
Чем это грозило? Тем, что не раскроется парашют. Если же и запасной подведёт, то это верная смерть. Но деться некуда – надо прыгать. Положил руку на кольцо запасного и сиганул.
Конечно, парашют раскрылся, то есть на земле всё было сделано, как положено. Это паника во мне говорила. Через такое все проходят. Главное – не поддаться, преодолеть страх. Редко, но встречались среди нас отказники — те, кто так и не смог решиться. Они даже в самолёт не садились. Их переводили в другие части.
За три года службы я сделал 29 прыжков. Норматив – 21. А всё потому, что меня считали образцовым солдатом. Вот и отправляли учить новобранцев.
Показывал я им, кстати, и то, как наматывать портянки. Тоже надо уметь, иначе без ног останешься. Я-то вырос в деревне, так что с малолетства освоил эту науку.
Десант в Будапешт
Да, было и такое. Осенью 1956 года нашей роте приказали срочно грузиться в самолёт. Никто не знал, куда нас направляют. Когда высадились в венгерском аэропорту, нам поставили боевую задачу: не допустить приземления военных самолётов.
Две недели просидели безвылазно на этом плацдарме. Никто так и не сделал ни единой попытки прилететь на помощь Венгерской революции. Все знали: аэродром занят советскими войсками.
Проворонили с воронкой
Вот я сейчас подумал: а ведь в моей горняцкой биографии значится всего два предприятия. Это Ковдорский ГОК, куда меня распределили по окончании Магнитогорского горного института, и Костомукшский комбинат. Восемнадцать лет отдано первому и больше двадцати, если приплюсовать работу в совете директоров «Карельского окатыша», — второму.
Начинал я, как и многие молодые специалисты, с рабочей профессии – помощником машиниста экскаватора. Но очень скоро, буквально через месяц, меня назначили горным мастером. Дальше – больше: начальник участка, главный инженер рудника, директор рудника, главный инженер комбината.
Дядька оказался прав: работу горняка никак не назовёшь скучной. Когда я приехал в Мурманскую область, ГОК в Ковдоре только начинал осваиваться. Всё было интересно. Каждый день приносил что-то своё, давал новый опыт. Помню, как однажды рухнул вниз огромный пласт породы. Экскаватор разрабатывал новый горизонт, и чуть ли не под его гусеницами обвалилась земля.
Слава богу, никто не пострадал. Выяснилось, что под этим местом пробита штольня. Она осталась от геологов, которые делали разведочное бурение. Кто-то из них проморгал, не отметил выемку на карте.
Решение было принято быстро: гигантскую воронку засыпали породой, утрамбовали и пошли дальше.
Без попутчиков
В Костомукшу я попал потому, что первый директор строящегося ГОКа Игорь Александрович Гетало не сработался с Карельским обкомом партии. Руководители республики потребовали убрать его. Министерство чёрной металлургии предложило мою персону. Карельские ребята поспрашивали про меня в Мурманском обкоме партии. Там дали хорошую характеристику. И в 1980 году я переехал в новый город.
Всё надо было начинать с нуля. В карьере было всего несколько горизонтов, обогатительная фабрика только строилась. Но тем интереснее. 18 лет в Ковдоре не прошли даром: я знал производство от и до.
Правая рука генерального директора – главный инженер. Я познакомился с ним и понял, что этот товарищ меня не устраивает. Мнётся, не знает ответов, не владеет ситуацией. Не показался мне грамотным специалистом и маркшейдер. Пришлось с ними расстаться.
Вы можете сказать: «Новая метла по-новому метёт». Не в этом дело. Гигантская стройка, затеянная в Костомукше, требовала полной отдачи, высокой квалификации. Каждый должен был выкладываться на все сто процентов, а то и больше. С простыми попутчиками нам было точно не по пути.
Но коммунистом быть обязан
Как я стал коммунистом? Да так же, как все. Ещё в институте подал заявление, прошёл испытательный срок, и был принят.
Не стану утверждать, что был ярым приверженцем идей Маркса. Жизнь тогда была такой. Хочешь чего-то добиться, расти профессионально, стать руководителем – вступай в партию.
Для чего я столько лет учился в институте? Для того, что бы стать кем-то. Не прозябать, а идти вперёд. Без членства в КПСС дорога для тебя была закрыта.
Когда в стране всё развалилось, я вышел из рядов этой организации. И больше ни в какую партию не вступал. Хотя, безусловно, предложения были.
На что молились финны
Шестнадцать лет руководил я Костомукшским ГОКом в качестве генерального директора. Занимался всем: стройкой города и комбината, организацией производства, социальными проблемами. Наладил контакты с «Финнстроем», с пограничниками. Мы помогали заставам, а они, когда у нас сильно поджимало, давали солдат для разных черновых работ.
Легко работалось с финнами. Они строго выполняли свои обязательства. Для них график – это, вообще, нечто святое. Они на него чуть ли не молились. Правда, бывали случаи, когда меня что-то не устраивало. Надо, например, какой-то объект ввести раньше другого. Или видишь, что в этом вот месте можно сэкономить. Предлагаешь иностранным партнёрам новые варианты, а они – ни в какую. Тычут в график, твердят про очерёдность, достают договоры. Тогда приходилось пускать в ход «тяжёлую артиллерию». Я обращался к Кауко Растасу – советнику президента Мауно Койвисто. У меня с ним установились очень хорошие, дружеские отношения. И он, надо отдать ему должное, всегда помогал.
Уроки выживания
В девяностые годы «Карельский окатыш» представлял собой огромное разветвлённое хозяйство. У горняков (а читай: у жителей Костомукши) были свои комбинаты: тепличный, полуфабрикатов, мясной. Свои форелевое и подсобное хозяйства. Свои хлебо- и молокозавод. И даже своя мебельная фабрика. Мы не производили разве что конфет.
Признаюсь, многие объекты давались тяжко. Приходилось пробивать их наверху, доказывать целесообразность наших планов. Зачем мы тратили на это деньги и силы? Да потому что иначе было не выстоять. Вся страна жила так. Не зря же девяностые годы назвали лихими.
Практически это было натуральное хозяйство. Мне часто приходили на ум ассоциации с моим детством. В годы войны мы выжили лишь потому, что имели свой огород, свою скотину и птицу. Мы всё делали сами: мололи муку, пилили в лесу деревья, кололи дрова. Чтобы вспахать землю, запрягали корову, а иногда и сами тянули плуг. И мы победили. Победили голод, разруху, неграмотность.
Да, неграмотность – тоже. Ведь во время войны не было ни тетрадок, ни ручек, ни учебников. Мы писали – вы не поверите – гусиными перьями. В середине двадцатого века! Тем не менее я сумел окончить школу, получить хорошее образование в институте и даже защитить кандидатскую диссертацию.
Подводя итоги
Я прожил неплохую жизнь. Мне не стыдно за неё. Всегда добивался поставленных целей, как бы трудно ни приходилось. Не лавировал, не юлил. Хотя, наверное, если бы вернуться назад, что-то сделал бы по-другому.
Быть верным себе – вот, пожалуй, главный урок, который я извлёк из жизни.
Фото из личного архива Н.П.Ершова
